| Весенний Сон |
| Отметиться в регистратуре (гостевой книге) | Смотреть другие видения главврача | Вернуться в приёмный покой | В морг |
 |
В моём Сне весна… Ранняя, ясная, воздух свежий, небо синее-синее. Ещё довольно холодно, но мы идём по питерским переулкам в распахнутых косухах… Довольно большая туса: ты, твой басист, ещё какие-то ребята из вашей компании (я их не знаю, ты нас знакомишь, но я никого не запоминаю, кроме басиста, которого уже знаю по сцене - по концертам). Идём явно с вокзала, быстро свернув с суетного Невского в дебри старого города. Ты говоришь: «Тепло тут у вас…» Но почему-то дуешь на руки.
Переулки старые, новое время их ещё не коснулось: новоделов-домов нет. И где мы нашли столько таких переулков и столько открытых дворов?.. Долго бродим по этим переулкам, разговариваем о том, как там в вашем городе, как здесь в Питере. Ты горячо делишься информацией о каких-то неизвестных мне людях со старой N -ской тусовки, спрашиваешь меня о питерской. Я кого-то не знаю, а кто-то уже умер, но я не хочу тебя расстраивать и не говорю этого тебе. Но ты киваешь молча, явно знаешь и ценишь моё чувство такта. Тебе тоже непросто: - … (ты называешь имя знакомой девушки) феньки тебе прислала… Красивые, бисерные… - А как она? Ты молчишь. Мы говорим о будущих концертах. Ты улыбаешься и машешь рукой. Я рассказываю тебе о том, что мы с Лёликом сделали пародию на твою песню. Ты просишь: «Напой!» И, услышав, угораешь. Мы идём какими-то проходными, зависаем на детских площадках, качаемся на качелях, дурачимся, смеёмся и вообще ведём себя, как дети. Мы никуда не идём, мы просто бродим. Хорошо гуляем, приятно, не загоняется никто. Я отлично помню атмосферу этой весенней безбашенности... Потом мне хочется… воздушных шаров. Ты куда-то отлучаешься, запретив идти за тобой, а потом приходишь с целой связкой. Я благодарю, беру эту связку… как вдруг один шарик вырывается и улетает в Небо. Ты философски изрекаешь: «Этот шарик улетел потому, что у него другой номер трамвая!» А я беру связку за ниточки в руки и лечу. Ты улыбаешься: «А ты умеешь!» Я, делая круг, возвращаюсь. Я спотыкаюсь и едва не падаю, цепляясь каблуком-шпилькой за выбоину в брусчатке, реагируя на произошедшее словом: «Блядь!» Ты срабатываешь, подавая руку, и ворчишь: «Да сними ты эти каблуки на фиг! Ноги-то устали, чай... Вот, в кедах надо ходить!» И почти сразу же матюгаешься, наступив на собственный шнурок. Я показываю язык, дразнясь: «В кедах надо ходить, ага! На шнурки наступать, на фиг!» Все хором представляем себе тебя на шпильках и едва не падаем от смеха. Твой басист спрашивает: «А почему бы нам не купить портвейна?!» (Странно: в реальности я не люблю портвейн). Кто-то вздыхает: «Да где ж мы его сейчас найдём – везде супермаркеты…» Ты говоришь: «Я знаю, где! Тут есть один маленький магазинчик, в подвале!» - «Так он же давно закрылся! – замечает басист. - Сейчас всё закрывают!» - «Да нет! Куда он денется! Вот сейчас увидишь!» Ты уверенно ведёшь нас по паутине переулков, хотя редко бываешь в нашем городе. Да, чудо: некогда закрытый магазинчик на месте. Он какой-то вневременной: старый советский «подвальчик» с тёткой образца продавщицы 80-х с «химией» на голове и в засаленном халате неопределённого цвета, какие носили тогда продавщицы. У нас даже откуда-то появляется сетчатая авоська. Мы покупаем портвейн и, шутя, как было принято тогда, беззлобно переругиваемся с продавщицей. Магазин вне времени. Переулки Вне Времени… И мы… А потом ты говоришь: «Мне пора». И уходишь проходным. Тут же прощается, расходясь по подворотням, и вся компания. И я осознаю, что тебя уже давно нет на этом свете… Жалобно скрипят осиротевшие качели... Я остаюсь одна, на утренней Сенной, и иду домой со странным смешением радости и грусти в душе. А с живыми мы давно уже так не гуляли… 2009. |
